Моя еврейская мама, рыжая, и вся в веснушках постоянно меня куда-то с собой таскала, то же самое делал папа, они как будто соревновались между собой (как мне этого не хватает). Папа не был евреем, в паспорте у него было написано "русский", а у мамы и у моей любимой бабушки Сони было написано "еврейка". Тогда я ещё не знал, что это слово значит. Бабушка Соня (1901 г.р ) постоянно говорила со своей старшей сестрой Рахилью (1882 г.р) на каком-то странном языке, и мне, ребёнку дошкольного возраста, из всего, что они говорили, нравились два слова, Агицын Паравоз и Шлымазл ))
Бабушки тоже меня везде с собой таскали, я помню мы ездили в Донецк, потом в Днепропетровск к разным нашим еврейским тетям и дядям у которых были непонятные имена, но я сразу понимал, что это родственники, т.к. они тоже говорили на том же непонятном языке, и словечки были типа азохен вей, гиб гелт, шалом алейхем и т.д.
Так вот, эти наши родственники передавали письма бабушке Соне и Рахиль от других наших родственников из Эрец Исраэль, и ещё (!), раз в год они привозили такое замысловатое еврейское лакомство, называлась "маца", её всегда было мало, и мы с мамой и бабушкой делили поровну, а папа, деликатно попробовав кусочек этого деликатеса, оставлял все остальное нам (милый папа). Я очень любил, когда читали письма из этого Эрец Исраэль вслух и с выражением, Папа, милый папа включал музыку, обычно сестёр Бери на своём AKAI 625, и под их аккомпанимент, на том же непонятном языке идиш с бруклинским акцентом певиц, я узнавал, как живут мои двоюродные брат и сестра Лёвочка и Шурочка, и чем заняты мои тётя Циля и дядя Абраша.
Но вдруг все изменилось в один момент, я хорошо это помню, мне было где-то лет 6-7, и я уже ходил в школу, была пятница и мама взяла меня с собой на рынок, это был самый большой рынок города Запорожье, и он носил имя улицы какого-то Анголенко, на которой и расположен по сей день и так же называется. Мы ехали в чешском трамвае номер 1 красного цвета, и нам нужно было преодолеть около 4 или 5 остановок и выйти на рынке. Я держался за мамину руку одной рукой, а другой за трамвайный поручень и мама мне что-то рассказывала, а я предвкушал, как мама купит мне стакан сельской ряженки за 40 копеек...
И тут в вагон ввалилось оно, какое-то пьяное быдло, и глядя на маму, как впоследствии на меня не один раз смотрели следователи Орджоникидзевского РОВД города Запорожья, выдавил из себя, как будто вырыгнув остатки бурды под названием "Перлина Степу" или "Біле міцне" (другого пойла для пролетариата тогда еще не было в бочках на разлив на трамвайных остановках) "У-у-уууууу жидовка!"
Мне показалось, что разверзлись небеса, но трамвай не остановился и не сошёл с рельс, только был слышен металлический звук колёс о рельсы и поскрипывали тормоза чешского завода ČZ...
Гробовая тишина стояла в трамвайном салоне, людей было много, очень много. Я слышал как мимо пролетела муха, я слышал как хлопали ее липкие крылья, я и увидел как она вылетела в открытое окно трамвая, это было где-то на остановке "Площадь Чекистов" и улетела эта муха в направлении здания областного КГБ по Запорожской области.
Я ничего не понимал...
На нас молча смотрел весь вагон, никто из сидяще-стоящих не проронил ни слова, тишина как в Гоголевском "Ревизоре", и тут я увидел, как моя мама заплакала, и мне сразу стало невыносимо больно, ужас охватил меня, тогда я даже и не понял, что произошло, а когда понял, на меня упёрся взгляд мутнокрасных, как у быка глаз этого упыря, он смотрел на меня, как смотрели офицеры Вермахта на вновь прибывших узников Майданека и Треблинки...
Меня было уже не остановить, я бил его по ногам своими крошечными кулачками, я пинал его своими сандалиями по его щиколоткам, потом я его укусил, я хотел его убить или загрызть, лишь бы не плакала моя мама...
Мама отoрвaлá меня от этой пьяной мерзости, сгребла под мышку и мы вышли на следующей остановке. До базара мы шли пешком и мама мне тогда рассказала про сказочную Эрец Исраэль, и почему весь трамвай молчал.
Я уже тогда, в 1976 году знал, что когда то я уеду в эту Чудесную Страну, где моя мама не будет плакать и никто не скажет ей жидовка!
Мама, возвращайся!
