Немзер Израиль Сахнович

Родившийся 6 июня 1886 года в Гадяче Полтавской губернии Российской Империи в еврейской семье Израиль Немзер был старшим братом моей прабабушки Софьи Сахновны.

В самом раннем своём детстве я слышала эту фамилию. Наверняка, с мамой и бабушкой Мурой ходила в гости в дом его жены Розалии возле ЗТЗ на Правом берегу в Запорожье - (улица Генераторная 18?), но с возрастом почти вся старшая мамина родня мало-помалу выветрилась из моей памяти.

Израиль/Самсон Сахнович Немзер из Гадяча

И вот только нынче, летом 2021 года, восстановив связь со своим двоюродным дядькой - живущим с 1991 года в Израиле Виктором Перелыгиным (сыном Тамары Николаевской), я получила возможность прикоснуться к трагической судьбе этого незаурядного талантливого и целеустремлённого человека, закономерной жертвы той революционной эпохи.

Официальный портал Циклопедия сообщает о нём:

Израиль Сахнович Немзер — советский прокурор

• В РСДРП с 1903 года, большевик с 1917 года. Участник революционного движении на Полтавщине с 1901 года. В Мелитополе с 1906 года — пропагандист. Летом 1908 года составил план покушения на мелитопольского уездного исправника.

• В 1909 году эмигрировал в Париж во Францию.

• В июле 1917 года вернулся в Россию.

• С 1918 года служил в РККА.

• В 1923—1927 годах — прокурор Полтавского округа.

• В 1928—1930 годах — прокурор Запорожского округа.

• С должности снят по решению Запорожского окрпарткома, поскольку «не справился с руководством органами юстиции и допустил искривление классовой линии в практической деятельности».

• С 1930 года — начальник Административно-хозяйственного отдела «Днепроэнерго».

• В 1937 года — начальник админотдела #Днепроэнерго

Один из авторов запрещённой «Истории Днепростроя», изданной лишь в 1970 году (Днепропетровск: Проминь).

Арестован 10 июля 1937 года Запорожском горотделом НКВД.

Обвинение: участие в КР [контр-революционной] организации (ст. 54-11 УК УССР) ВКВС СССР 11 августа 1937 года приговорён к расстрелу с конфискацией имущества и на следующий день расстрелян. По другой версии расстрелян 18 сентября 1937 года в Запорожье в Днепропетровской области.

Реабилитирован в 1956 году постановлением ВКВС СССР за отсутствием состава преступления.

Семья

Со своей супругой Розалией Михайловной имел 4 детей:

1. дочерей Анну (1909),

2. Александру (1911) и

3. Марию (1921),

4. а также сына Виктора (1913).

---

Мы с мужем Сергеем Злотниковым в августе 2021 сделали запрос в СБУ о разрешении нам как родственникам доступа к архивным материалам этого Дела и неожиданно быстро получили его. Нам даже было позволено самостоятельно сделать фотокопии избранных нами самими страниц.

В годы своей подпольной революционной молодости Израиль взял себе псевдоним Самсон, этим именем его так и называли в семье все домочадцы до самого ареста.

Цитирую из книги Марины Маратовны Медецкой "Перрон для оптимистов", написанной ею по воспоминаниям её прабабушки Розалии Михайловны/Хайкелевны Йоффе, жены Самсона-Израиля и материалам её семейного архива:

– Роза, Самсона взяли. Он в Москве, в Бутырской. Но я успел передать новый паспорт. Теперь он полтавский мещанин Берко Мордухович Сомин с первым задержанием, – сообщил, собравшись с духом, всё тот же Коля.

– Берко Мордухович Сомин, – медленно проговорила Роза, словно читая по слогам новые слова из книжки. Она себе напомнила своих учеников из рабочих семей, которые уже могли складывать слова из букв, но совершенно не понимали их значения.

– Бер ко Мор ду хович Co мин, – повторила она, как будто именно эти незнакомые звуки были шифром для новой её жизни.

…

В дверь постучали, и этот настойчивый чужой стук словно вывел всех из оцепенения.

– Охранка! – Иосиф уже стоял у окна и видел тёмные фигуры на крыльце.

Вася в один прыжок оказался у крышки погреба и уже спускался туда с бланками новых паспортов для товарищей. Роза открыла печку и вместе с Трофимовым стала заталкивать туда листовки, в предательски ярком отблеске огня она увидела силуэт Миши Гендлера, который как-то тихо, по кошачьи, двигался к двери.

И в этот самый момент подгоняемое пламенем время словно снова остановилось, и тяжесть неожиданной догадки сковала руки. Ветер первым из непрошенных гостей ворвался в комнату, помогая огню прятать листовки вместе с непрочитанным письмом Самсона.

---

Так начиналась в Париже семейная жизнь Самсона и Розы - под чужими именами, с поддельными паспортами, в бурной кипучке их революционных мечтаний о строительстве в их любимой России и на их родине - Украине нового мира свободных от эксплуатации людей...

Продолжение истории в теме #Запорожье

Васильева Людмила Сергеевна

Старшая сестра моего отца Виталия Васильева Людмила Сергеевна родилась 8 июня 1939 года, по-моему, там же, где и он сам - в Сухом Логу Свердловской области РСФСР. (Но полной уверенности в этом у меня нет). Имменно туда по распределению после окончания МХТИ были направлены на работу инженерами-технологами их родители Сергей Васильев и Ксения Андреева.

В квартире моей бабушки Ксении Сергеевны Андреевой висели два портрета руки их с мужем Сергеем давней какой-то ещё с послевоенных московских времён подруги, которую все называли тётей Лизочкой, и которая жила последние свои годы в Москве, куда бабушка Ксана даже ездила за ней присматривать по просьбе её родных на время их отъезда в отпуск в конце 70-х - начале 80-х годов.

Эти фотографии сделаны Иваном Злотниковым в квартире тёти Милы в посёлке Лесное под Питером, где она жила последние десятилетия своей жизни.

• Портрет Виталия сохраняется сейчас у его внука Андрея Злотникова,

• портрет Людмилы - у Марии Рябовой, её внучки.

Где-то в 2012 году тётя Мила мне передала листочки со своими мемуарными записями Птичкины трели/Картинки жизни жены художника, написанные ею примерно в возрасте 40-50 лет, которые я опубликовала от её имени на сайте стихи.ру и которые здесь процитирую.

Когда я себя вспоминаю в детстве, на память приходит весеннее утро, раскрытое окно, тяжелейшие ветки цветущего жасмина и ощущение, что ничего подобного по красоте, радости жизни больше не повторится. Было мне семь лет [1946 год], была я большелобой, очень беленькой и, как и все в ту пору, очень худенькой.

Ещё одно воспоминание – мы в подмосковном лесу, восхитительное ощущение тёмного влажного леса и колдовские ландыши, вид и запах которых вызывает мучительное чувство чего-то непостижимо прекрасного, до чего невозможно приблизиться.

И тут же, на тёплой поляне, родные колокольчики и ромашки, и те, и другие очень крупные и такие прекрасные под синим небом.

Потом в жизни было много хороших минут, но ощущение счастья, всё равно, давала только природа – тёплые милые розы в летнем саду; туман, тишина и капли на блестящих ветках в осеннюю пору.

И величайший подарок судьбы – одно утро на море, когда всходило Солнце: затопило всё непостижимыми красками и произошло полное слияние воды, неба и воздуха – вот уж действительно прекрасное мгновение, торжество жизни над серыми бесцветными днями, которыми так часто бывает заполнена жизнь.

Эти-то часы и есть моя самая главная жизнь, всё остальное стоит далеко и не имеет для меня большого смысла, кроме сына и музыки, но сын болен, а музыку я должна подавать детям от шести до четырнадцати четыре раза в неделю.

Я такая же большелобая, но не такая тоненькая и светлая, и улыбаюсь я слишком часто только по необходимости.

А настоящая необходимость у меня одна – я хочу вызывать к жизни новых людей и события, которые с ними происходят.

Эта фотография сделана в Стрелковом летом 2007 года - справа от тёти Милы - Елена Васильева, а у неё на руках - маленькая Лерочка - Лиора Ивановна Злотникова в свой самый первый тогда приезд с родителями на Азовское море.

---

Что я вспоминаю из дошкольных лет? - продолжает писать тётя Мила...

Подмосковье, маленький завод, где мои отец и мать работают инженерами, два пятиэтажных дома и напротив окон глубокий пруд, откуда для Москвы вырезают лёд и куда я провалилась зимой, думая, что лёд крепкий, а мой кругленький лобастый младший брат бегал рядом и совал мне руку со словами «давай я тебе помогу».

Руку я его не взяла, так как понимала, что вытащить он меня не сможет. Валенок мой плавал рядом, а держала меня на плаву шуба до тех пор, пока нас не заметила женщина с верхнего этажа, которая-то меня и вытащила. Отец потом мерил глубину пруда – 25 метров, ну, а я даже не болела.

Летом за прудом расцветал роскошный луг, и переполнявшая меня радость бытия вызывала большое желание целовать каждый цветок, что я и делала.

Помню зимнюю Москву, пустую, тревожную и военного в трамвае, который подарил мне яблоко. Оно было неправдоподобно красное, с толстой кожицей и чудным запахом. Из-за этого съесть его было невозможно, я держала его под шубкой всю дорогу, время от времени вынимала, чтобы полюбоваться и подышать его запахом.

Помню зимнюю дорогу на лошадях, пахнущую конским навозом, сеном и снегом, и какому русскому не мил этот запах!

Жить становилось всё труднее и родители наши, всегда лёгкие на подъём, несмотря на болезнь отца, двинули на юг, в Днепродзержинск, к большой реке Днепр и к большим заводам.

Продолжение в теме #Запорожье

Злотников Владимир Ильич

Владимир Ильич Злотников получил свою фамилию в послеоккупационной неразберихе после окончания II Мировой войны, оставшись в 14 лет сиротой с тремя младшими братьями Анатолием, Николаем и Вячеславом, без отца, без матери, без ушедшего воевать старшего брата Ивана, фамилия которого была Золотницкий.

Я прожила с отцом моего мужа в его квартире на Энтузиастов 5 в Запорожье более 10 последних лет его жизни.

Думаю, для Владимира Ильича и Тамары Афанасьевны стала благословением невозможность нашего с Сергеем и сыновьями выезда на ПМЖ в Израиль, которого мы добивались в конце 90-х годов, но так и не смогли добиться от целой череды сменявшихся в Днепре консулов государства Израиль...

Без нас ему бы пришлось в одиночестве после смерти жены дуже скрутно...