…Ты припрятал от меня Твою десницу...
…Зачем мною завладели чужие властители?...
…О, Владыка Мира, Ты со мною заключил союз любви,
у меня до сих пор нет другого желания, как только
держаться Тебя крепко и вечно…
О, Друг мой, разве Ты совсем забыл время, проведённое
Тобою близ меня и навеки предал меня в чужие руки?...
Рабби Иеуда ГАЛЕВИ
Вспомни, о мой Бог, мою безграничную собачью преданность!
Вспомни, любимый,
мою кошачью игривость и беззаботность!
Научи меня Твоему милосердию,
Твоей неисчерпаемой доброте и
отогрей меня Твоей горячей нежностью!
Мне приснились ночью беспросветной МЫ – Ты и Я
Ты от меня уходишь вновь надолго. Ты оставляешь меня в одиночестве, но всегда незримо и ощутимо присутствуешь.
Я тону, барахтаясь в водовороте жизни, но ты держишь рядом наготове легкий спасательный круг.
Я истекаю кровью на поле битвы, но ты спешишь мне на помощь словами молитвы.
Меня насилуют физически, меня насилуют психически, меня насилуют, требуя отречься от моей любви к тебе.
Меня сжигают за то, что отказываюсь забыть о тебе.
Век за веком, жизнь за жизнью они требуют забыть о тебе навсегда.
Но моя верность, преданность, любовь и нежность отданы тебе лишь одному навечно.
Я в конце пути забрела, блуждая по Миру, скитаясь и побираясь, в сад моего Господина. В нём покой, любовь и благодать. Я прилегла под пышным кустом цветущей черёмухи. Одурманивающие ароматы цветущих белых ландышей и лилий затянули меня в сладостный глубокий сон.
И снится мне сказочное сновидение, как будто бы я – спящая принцесса, ждущая тысячи лет пробуждения от сна чудесным благостным касаньем уст Твоих, мой Бог, поющий беззаботно чужие песни на чужих гулянках.
И вот мой Господин выходит на рассвете прогуляться в свой яркий, пышный, пахнущий весною сад. Он медленно идёт-бредёт бесцельно по тропинкам, он омывает в роднике живой воды своё лицо и стан, и чресла. Он прикасается к ветвям живых и любящих его растений: кустов, деревьев и цветов. Он размышляет о своих путях, его душа мурлычет песню, а его скрипка хочет эту песню поскорее спеть. Но странно: мысль тяжёлая его гнетёт и обнимает грустью. И тяжелеет поступь, шаг за шагом замедляясь.
«Уже дошёл я до конца своих владений царских, уже познал я мудрость многих дней, и нет таких утех на этом белом свете, которых бы я в этой жизни не вкусил. И всё же продолжаю я искать чего-то, какую-то загадку древнюю пытаясь разгадать… Но! Стоп! Как будто кто-то здесь присутствует ещё, незримо наблюдая за происходящим. А это ещё что за светопреставление? Сереет под кустом черёмухи цветущей какой-то спящий путник, забредший мимо сторожей в мои владения. Присяду рядом около журчащего ручья, прилягу рядом с ним и я, подкараулю ту минуту, когда Морфей благодарящий свои объятья сладкие ослабит, и дервиш сей святой от грёз ночных очнётся».
Прилёг мой добрый Господин, на травы майские небрежно бросив платье. А Солнышко Ярило поднималось, всё горячее становился воздух над землёй… Чу! Вдруг зашевелился странный путник, одежды серые сползли помалу с лежащей, спящей прямо на земле фигуры.
«Ах! Неужели это мне лишь показалось? Нет! Не пригрезилось! Да! Это женщина здесь спит, уставшая от странствия по свету. И, мнится мне, я знаю деву эту. Я с первых дней творенья помню её плечи, мальчишеские бёдра, хрупкий гибкий стан. Я даже вспоминаю её запах, который в дни далёкой нашей юности впервые ощутил, когда шептал в порыве знойного желания своё «люблю», зарывшись ей в копну волос душистых. Она всегда любила серый цвет, чтобы казаться людям скромной неприметной мышкой…»
И так он предался воспоминаниям о днях младых, о молодых утехах, о радости весёлой первых лет любви своей. Тем временем всё жарче припекало, вскарабкавшись на полуденный купол, лучезарное светило. Забеспокоился хозяин сада: «Что ж так долго не поднимает головы красавица моя? Что же мне делать с нею? Разбудить ли осторожным прикосновением? Но вот – смотрю – ползёт по её белой коже большая чёрно-золотистая пчела, покачивая деловито брюшком полосатым. Гудит среди цветенья ароматного мохнатый шмель-бочонок. Кукушки на акации кричат «ку-ку» сорокам-белобокам… А моя пташечка спит крепко, как ребёнок под тёплой грудью матери-Земли».
Набрал мой Господин из родника живой воды пригоршню и осторожно брызнул каплями дождя на спящую свою царевну. Но она, всё также крепко смежив очи, продолжала спать, лишь отмахнувшись от докучливой пчелы и мокрых капель.
«Как ты сюда попала, моя первая любовь?
Какие довелось тебе увидеть горы, страхи, страны?
Какие горести тебя одели серебром седых волос?
Какие на твоём пути вставали океаны?
Какая сила тебя гонит и чего ты ищешь, странствуя в личине дервиша,
моя печальная задумчивая фея?
Проснись же, пробудись, открой сомкнуты негой веки!
Узнай меня в моём саду весенним днём.
Взгляни вокруг!
ВОСКРЕСНИ под моим влюблённым взором!
Пропой мне чистым голосом одну из песен весёлой нашей
юности, теперь почти забытой».
Не шевелясь, лежала в кружевной тени черёмух уставшая скиталица, лишь улыбалась уголками уст сомкнутых спокойною мечтательной улыбкой. Всё ближе наклонялся к ней мужчина, которого познать она всю жизнь стремилась, в которого без памяти влюбилась в лучах вставшего из моря Солнца на рассвете их общей юности далёкой и забытой. Он, подчиняясь ритму любящего сердца, уста горячие свои к её губам всё ближе приближал, смущённый ярким светом полудня, мальчишескою робостью томимый, свои порывы силой воли замедлял… И невесомый нежный поцелуй свой оставлял на сомкнутых устах своей любимой. Она не просыпалась, он всё горячился. И тут пчелиным жалом вдруг вонзился его язык, раздвинув губы спящей женщины.
Она во сне, раскинув руки, потянулась, воскликнув: «Неужели я уже проснулась? ТЫ здесь? Ты здесь живёшь? Ты Господин этого райского местечка? Нет! Это невозможно! Уйди и не смущай моих желаний. Я буду лучше спать, не чувствуя твоих лобзаний!
Ты ведь мираж, ты просто мне приснился вновь! Уйди, не береди мне старой раны, не возбуждай любовь, не воскрешай во мне желанье жить, желание мечтать, творить, любить… Нет, не проси, я просыпаться не желаю. Я ещё час-другой посплю здесь, у ручья. И удалюсь отсюда навсегда искать ворота рая…»
Она спиною отвернулась от своей сбывшейся мечты, она калачиком свернулась и серым одеяньем обернулась, забившись брошенным котёночком в цветущие кусты. Растерянно смотрел хозяин сада на свои владенья райские, шептал под нос себе диезы и басовые ключи, то удаляясь от лежавшей на земле своей принцессы, то приближая к ней шаги в порывах покаяния.
«Ты больше не пойдёшь бродить скиталицей с котомкою пустою. Не отпущу мою любовь, останешься навек со мною. В моём саду есть все условия для рая на Земле. Здесь мы познаем вместе божество Любви Взаимной. Ты возвратилась, наконец, ко мне, а я тебя дождался вопреки слепой разлучнице-судьбе, что ставила нам искушения, ловушки хитрые, преграды. И под конец, и для начала нового нам в утешение дарует наслаждение познания гармонии в единстве двух начал, в соединении энергий, рождающих любимое и долгожданное дитя любви взаимной».
Уже спускалась в облака пурпурная звезда, дарящая свою любовь планете. Уже сгущались сумерки, и ветерок прохладный принёс из-за реки благоухание цветущих яблонь. Уже вставала над вечерним садом жемчужно-серебристая Селена. А Шломит всё не просыпалась, черёмуха на неё белым цветом и росой вечерней осыпалась… А Шломо всё в раздумиях глубоких перебирал стремительные мысли, словно струны волшебной сладкозвучной арфы. Но вот, над садом пролетая, заухала Сова ночная – мудрая наперсница Луны. Сейчас решение мужское принял Шломо – стал на колени перед зябнущей своей любимой Шломит. Руками сильными приподнял в воздух её тело и невесомо бережно понёс в свои роскошные покои, согретые домашним очагом, и на свои парчовые подушки, среди которых нежились его подружки – четыре сереньких котёнка-сосунка. Он нёс свою подругу как дитя, уснувшее внезапно среди игрищ детских. Она же обхватила тонкими прозрачными руками его шею и, полусонная, шептала ему в плечи: «Нет! Я НЕ ВЕРЮ! Это сон! Ты – лишь моя мечта, которая меня преследует и гонит ветром в спину. Оставь, не береди воспоминания минувших дней поющей молодости нашей».
Спускались тропки сада во дворец, кружились светлячки весёлым хороводом. Взволнованно нёс свою Шломит возбуждённый Шломо, как Дочь свою воскресшую Отец. Её протесты становились глуше, а сердце билось горячее и быстрей. А Шломо тот бессвязный шепот слушал и к дому приближался всё скорей. В его покоях царских медленно сгорали свечи, освящённые Царицею-Субботой. Нетронутый шабатний ужин остывал. И солнечных плодов таинственный вина огонь мерцал в бокалах. Не выпуская из объятий Шломит, он опустился с ней на мягкие подушки. «Ты пробудилась, моя девочка родная? Я не мечта – потрогай, я живой. И я навечно твой – родной, любимый, невредимый».
Она всё обнимала его шею, боясь, разжавши руки, потерять его тепло. Луна в окошко мило улыбалась – ей было в этот полуночный час смешно. «Какой сегодня день, любимый? Уже в твоём саду щебечет соловьём Нисан? Число какое? Год от сотворенья мира? Какой-то праздник я проспала, на секунду задремав? Где календарь лежит?» Она разжала руки, и, не боясь уже разлуки, вскочила, озарённая догадкой – зовущей, возвышающей и сладкой. «О! Не молчи же, Шломо, не молчи, как сфинкс загадочный в египетской ночи! Скажи, мой лучезарный музыкально-мудрый Бог, скажи скорее, сердце не томи так долго. Сегодня ПЕСАХ празднует народ нашей Святой Земли, скитавшийся так много долгих лет в галуте долгом?»
Став на колени перед Шломо, ему в лицо заглядывала Шломит-скиталица, его Суламита-подруга, его жена и мать его детей, разбросанных по миру. «О! Что ж ты улыбаешься, безмолвно пряча взгляд и отводя глаза? Теперь хозяйка во дворце Геула? Ты можешь МНЕ всё честно рассказать? Я буду тебя целовать и щекотать, пока не скажешь «ДА!» своей любимой Соломее. Сегодня Я услышу все твои секреты!!! Я сяду яства вкусные вкушать, как седер нам велит то делать в Песах. А ты рассказывать мне будешь до утра о тех событиях, что я, проспавши, пропустила». Изголодавшаяся Шломит к столу подсела, а Шломо сел напротив, улыбаясь её голодному весёлому энтузиазму.
Котята серые затеяли весёлую возню среди подушек разноцветных. Нашли клубок забытых ниток на кровати и стали его по полу катать, все кресла, ножки стульев оплетая красной нитью. «Ну, что же, – нарочито строго вопросила Шломит, уплетая за обе щёки горький хрен и хрусткую мацу, – Ты всё молчишь? Рассказывай, мой Бог любимый, веди рассказ к счастливому концу».
Поднялся Шломо, и с улыбкою лукавой он подмигнул своей Богине, выходя за дверь. Вернулся, бережно неся любимую гитару, настраивая её на весу по камертону ЛЯ. «Я всю историю спасенья в песне изолью. А ты ей дашь оценку, ведь отныне ты – полноправная хозяйка во дворце. И истинно, Имя твоё теперь – ГЕУЛА. В какой тональности мне начинать рассказ? В нашем с тобой любимом РЕ миноре?
МОЯ ЛЮБОВЬ – ЦВЕТУЩИЙ РАЙСКИЙ САД!
Любовь моя! Я знаю, как невыносима ревность!
Она меня терзала и съедала много лет.
Она безжалостно трепала мои нервы
И требовала лихорадочно искать ответ.
Она тебя пыталась уничтожить,
Сжить со свету, убить, испепелить.
Она меня хотела искорёжить,
Состарить преждевременно, заставить отказаться жить!
Ох! Как же это было гадко, мерзко, больно!
И чем мы заслужили эту боль?
Ах! Сердцу было грустно, слёзно и бемольно!
И был фальшивым звуком в Ре миноре ФА бемоль.
Любовь была слабейшею былинкой:
Анюткой, незабудкой, васильком,
Зелёной неокрепшею травинкой,
Ломаемой легчайшим ветерком.
А ревность была злобной тёмной тучей,
В которой град, и молния, и гром!
Она вползла в наш дом змеёй гремучей,
Чтоб своим ядом смертным отравить наш дом.
Та ревность люто жгла тебя и молнии метала,
Шумела и гремела, сердце нам с тобой разя.
И пасть свою геенной разевала,
Безжалостным безумием грозя.
Но ты, любовь моя, была сильней той бури,
Ты лишь держалась крепче за штурвал!
И мы с тобою даже глазом не моргнули,
Когда обрушился на нас девятый вал.
Любовь моя! Ты выросла из маленькой былинки.
Ты уже не травинка, а цветущий сад!
И в том саду протоптаны тропинки,
И он принять любого гостя рад.
В саду моей любви есть Лилии, есть Розы,
И дуб, и граб, и ясень, и ольха.
Висят Серёжки там весной на вербе и берёзе,
А для оленей много ягеля и мха.
Для ревности в саду моей любви уже нет места.
И в сердце нет змеиного гнезда.
Когда-то в этот рай земной придут Жених с Невестой,
Чтобы друг другу I LOVE YOU сказать.
Да! Расцветут в раю весною яблони и груши…
И непременно поплывут туманы над рекой…
И выйдут хороводом на берег Маруся и Катюша,
Светлана с Аней, Ольга с ВЕРОЙ МОЛОДОЙ…
И песня наша зазвучит простая,
И вспомнит свою девушку боец,
И, голубую ленту в русу косу заплетая,
Взойдёт молодушка под солнечный венец.
РЕ! Солнышко ЛЮБВИ взойдёт над речкой красно!
ФА диез! В мажоре СЕРДЦЕ запоёт!
ЛЯ! Радуга обнимет НЕБО ясно!
РЕ! Аленький цветочек СЧАСТЬЯ расцветёт!
Надежда, Вера, Любушка, моя родная!
Мы счастья СЕРЕБРОМ осыпаны вчера..
Моя звезда, моя любовь земная,
Нас счастье завтра ЗОЛОТОМ осыплет из ведра.
Сегодня наше с тобой счастье в нашей песне,
Которую поёт блаженная душа.
Давай её услышим вместе
И пропоём тихонечко дуэтом не спеша…
МЫ всегда любим друг друга! Life with Love!
МЫ всегда идём рука в руке! Love with Laughter!
МЫ всегда рождаемся друг в друге! Laughter with Light!
10.04.2008
Comments