Бабушка моя Мария Зиновьевна родилась 4 мая 1921 года / 26 нисана в местечке Медвежье Талалаевского района Сумской области Украины и была Первенцем Софьи Сахновны Немзер из хасидского полтавского местечка #Гадяч и Зиновия/Зельмана/Зямы Израилевича Николаевского тоже уроженца Полтавской губернии Российской империи.
На этой фотографии она вместе с младшим братом Авраамом/Сашей (в центре) и двоюродным братом Шуриком, сыном Рахили Немзер и Михаила Раввича.
Такая точно фотография большого формата висела всю жизнь на стене в жилищах моей мамы Екатерины Васильевой, куда бы она ни переезжала... И довоенная ещё фотография её отца - мужа Марии Ивана #Гамаюнова рядом с нею - молодого совсем паренька в кепке (пока что я её найти и отсканировать не смогла, к сожалению).
Бабушку Муру я не помню совсем. Она умерла 14 июля 1966 года от саркомы щитовидной железы. Мне самой тогда было 2,5 года.
В конце девяностых годов, когда мы стали разыскивать подтверждающие наше еврейство документы, то нашли в партийном архиве написанную ею собственноручно анкету кандидата в члены КПСС и автобиографию.
Вот сканы этого документа, датированного 29 октября 1951 года.
Я, Николаевская Мария Зиновьевна, родилась в 1921 году в селе Медвежье Талалаевского района Сумской области в семье бедняка-шорника.
В 1932 году я с родными переехала в г. #Запорожье
В 1937 году я окончила семилетку,
в этом же году поступила в ряды ВЛКСМ.
В 1937 году в сентябре месяце поступила учиться в запорожскую фельдшерско-акушерскую школу,
которую и окончила в 1939 году.
В июле месяце 1939 года была послана на работу в село Ново-Покровку Н-Троицкого р-на Херсонской обл. в должности акушерки колхозного родильного дома.
На этой работе я была с 1939 г. по 1945 г.
Перерыв был с сентября м-ца 1941 года по октябрь м-ц 1943 г. - находилась на оккупированной территории.
В 1945 году после смерти мужа переехала на старое место жительства в #Запорожье, где поступила работать в родильный дом больницы "Днепростроя", в котором работаю и в настоящее время в должности старшей медицинской сестры.
Запорожье довоенное
В Запорожье из Полтавской области все семьи своих младших сестёр Рахили, Гиты, Асны и Софьи перетащил в начале 30-х годов старший сын гадячских Немзеров Израиль Сахнович - бывший подпольщик и революционер, пламенно веривший в идеалы построения коммунистического общества в СССР.
Великая советская стройка - металлургические гиганты Запорожсталь и Днепроспецсталь, алюминиевый и титано-магниевый комбинаты, огнеупорный, коксохимический заводы, и, конечно, - Днепровская ГЭС, легендарный #Днепрострой... лучшие кадры со всей Украины и со всего СССР в те годы собирались здесь ради воплощения в жизнь большой и красивой Мечты...
Все мечты идеалистов-коммунистов Самсона и Розалии Немзеров разбились в 1937 году о жестокую реальность сталинских массовых репрессий. Израиль Сахнович был тогда в сентябре расстрелян в застенках запорожского НКВД, Розалия сослана на 5 лет в так называемый АЛЖИР - Акмолинский лагерь жён изменников родины. Их добрые имена восстановлены лишь в 1956 году.
Мы можем сегодня лишь благодарить Судьбу за то, что эти репрессии тогда не затронули семьи сестёр Немзер и за то, что благодаря самому переезду их в Запорожье, благодаря тому, что мужья и Сони, и Рахели, и Асны стали рабочими больших запорожских предприятий, отправлявшихся в 1941 году перед грозящей оккупацией в далёкие зауральские края.
В полтавском Гадяче их всех от "окончательного решения Гитлером еврейского вопроса" не спасло бы ничто!
В этом смысле принесенная их старшим братом жертва на алтарь собственных революционных иллюзий о благоприятных советских переменах в Украине была не напрасной!
Довоенная жизнь в семье Гамаюновых и период оккупации
В Ново-Покровку Мария приехала по распределению после медучилища (организацией работы которого занималась до 1937 года жена её дяди Израиля Сахновича Немзера Розалия Хайкелевна/Михайловна Йоффе/Немзер) - это было, как я понимаю, лето 1939 года - канун II Мировой войны.
Мужем Марии стал деревенский парень Иван Гамаюнов - в каком именно году, мне неизвестно. Знаю точно, что он воевал в так называемую "финскую кампанию" и вернулся с той "финской войны" после ранения.
Сове́тско-финля́ндская (советско-финская) война́ 1939—1940 годов (фин. talvisota — Зи́мняя война, швед. vinterkriget) — война между СССР и Финляндией в период с 30 ноября 1939 года по 13 марта 1940 года.
Значит, Мария с Иваном имели возможность узнать и полюбить друг друга где-то с лета по ноябрь 1939 года. А уже по возвращению его с фронта на лечение в 1941-м году стать мужем и женой... Судя по дате рождения моей мамы Кати 10 апреля 1942 года, она могла быть зачата примерно в середине лета 1941 года...
Логика столь срочного оформления супружеских отношений молодыми людьми - ему 24 года, ей - едва 20 исполнилось, вполне понятна - уже шла Большая Война... он вновь, оправившись после ранения, уходил на фронт... навсегда? - да, как оказалось, - навсегда!
Война!
История доноса полицаям на мою маму как еврейку после рождения ею дочери весной 1942 её соперницей молодой влюблённой в Ивана учительницей Галиной (вышедшей в последствии замуж за его брата Григория Гамаюнова) была рассказана Марией родным уже после окончания оккупации.
Мне она пересказана братом Марии Авраамом Зельмановичем Николаевским в своём письме в 1999 году в Запорожье из Израиля.
Оккупирована Ново-Покровка и вся Херсонская область были ещё осенью 1941 года. А полицаи пришли за Мурой в дом Гамаюновых только после рождения ею дочери в апреле 1942-го.
Мне интересно...
эта "предательница"-доносчица Галина дожидалась исхода беременности своей соперницы?
Надеялась, возможно, что она умрёт в родах?
А когда от бремени Мура благополучно разрешилась рождением здоровой дочери... таки побежала доносить на её еврейское происхождение полицаям?
В Ново-Троицке тогда после того, как её выпустили из комендатуры, Мура пряталась с Катей некоторое время в подвале приютившего её еврея Андрея Моисеевича Перелыгина, деда будущего мужа Тамары (младшей сестры Муры) Вадима Перелыгина, родившегося там же в Ново-Троицке с разницей в 10 дней с Катей - 20 апреля 1942 года.
Как бы там ни было... Мура с Катей выжили тогда 1,5 года до снятия оккупации в октябре 1943-го лишь благодаря Б-жьему благословению и помощи добрых людей и гамаюновской родни, с которой Мария поддерживала связь до конца жизни, привозя мою маму Катю каждое лето к её дедушке Аврааму Васильевичу Гамаюнову и его жене Саломии Красновой, которых я и сама хорошо помню из своего детства и которым посвящены отдельные посты в рубрике #Гамаюновы.
Послевоенные годы
Зимой 1945 года мой дед муж бабушки Марии Иван Авраамович Гамаюнов погиб при освобождении от фашистов Латвии.
Сегодня я оцениваю тот период II Мировой войны как переход СССР от освободительной части войны обратно к захватнической. И не причисляю своего деда к освободителям латвийского народа от немецкой оккупации - он был в глазах латвийцев советским оккупантом. Остановись он, дойдя с Красной Армией к довоенным 1939 года границам СССР, глядишь - и живым мог бы вернуться к молодой жене, новорождённой дочери и отцу с матерью...
В 1946 году Мария в Ново-Троицком районном ЗАГСе записала свою дочь Екатерину Ивановну Гамаюнову рождённой от русской матери и от отца-украинца.
Работала Мария, как она пишет в анкете, в родильном доме больницы Днепростроя. Её очень уважал и ценил весь персонал.
Когда я сама туда в роддом №2 по улице Добролюбова 23-А пришла в декабре 1985 года рожать своего Первенца, ко мне в палату приходили старые работницы (через 20 лет после смерти Марии!) посмотреть на "ту самую Леночку, внучку Марии Зиновьевны" и её правнука.
В 1964 году мои родители Катя Гамаюнова и Виталий Васильев стали членами жилищного кооператива как работники завода "Днепроспецсталь". Куплена была ими двухкомнатная квартира в хрущёвке по улице Патриотической 82-А.
При цене квартиры в жилищном кооперативе в примерно 3000 рублей и первоначальном взносе в треть стоимости, такую роскошь мог позволить себе далеко не каждый житель страны Советов.
Мне известно, что первоначальный взнос моих родителей в кооператив составил 900 рублей и вклад в него Марии Зиновьевны был тогда 400 рублей. При том, что она получала зарплату где-то около 100 рублей в месяц и жила сама в коммуналке со старенькой уже матерью Соней Сахновной и младшей сестрой Тамарой только-только к этому времени повзрослевшей.
14 июля 1966 года / 25 тамуза Мария Зиновьевна Николаевская умерла от саркомы щитовидной железы.
Тяжёлая часть моего рассказа о бабушке Муре
На Первомайское кладбище, где была похоронена её мама Мария, моя мама Катя ездила со мною совсем ещё маленькой-дошколяшкой. Я помню эти поездки как долгое-долгое куда-то очень далеко изнуряющее скучное и тягостное путешествие...
В школьном уже моём возрасте ни мама на могилу к бабушке не ездила, ни тем более меня туда не возила. Я не знала этого места до самой маминой кончины в феврале 2008-го.
Я прекрасно понимаю недоумение и осуждение такого нерадивого отношения дочери к могиле матери со стороны бережно ухаживавшей за могилой вместе с бабушкой Соней и после её смерти младшей сестры Муры Тамары и её мужа Вадима Перелыгина, восклицавшего в сердцах: "У неё ведь есть дочь!"...
И при всём при том, что мама моя игнорировала свою обязанность ухаживать за могилой собственной матери, она пожелала быть после смерти похороненной вместе с нею. Я это её завещание выполнила, отыскав и разорив бабушкину могилу...
...тогда в 2008 году эти похороны стоили мне получения инвалидности к лету... поверьте, все читающие здесь сейчас эти мои воспоминания - мне её смерть далась нелегко и о восстановлении памятника на парной с тех пор могиле бабушки Муры и мамы Кати я думала тогда в последнюю очередь.
Посетив 7 мая 2008 года эту могилу впервые после маминых похорон, я через неделю буквально обратно вернулась в любимую больницу на очередные 3 месяца...
Лишь стихотворение в тот день по возвращению с Южного записала в свой дневник...
Я плачу почему-то от ЛЮБВИ.
И слёзы эти – как горячие объятья.
Хочу ОБНЯТЬ ВАС, родичи мои:
Деды и бабки, дети, сёстры, братья!
Где-то в глубинах естества
Пускают КОРНИ Древо Жизни
И семена далёкого родства,
И память сердца о Моей Святой Отчизне.
Слезой непроизвольной вытекает Счастия избыток
От возвращенья в Рай изгнанников святых.
И воскрешает тело животворнейший напиток
Ручьёв и Родников, и наших Рек РОДных...
Вживую одухотворяется Планета,
Танцующая джигу среди Звёзд.
И МЫ всё ждём с Тобой открытого ответа,
Неужто нужен был Земле тот гитлеровский ХОЛОКОСТ?
Что дали человечеству еврейские пророки?
Чему учили его НАШИ мудрецы?
Излечены ли ТОРОЮ духовные пороки?
МЫ спрашиваем ВАС, наши воскресшие ОТЦЫ!
Долго я могилу в зарослях сирени не могла найти,
грязь после дождя ночного к туфлям приставала.
Кошечка молоденькая чёрная пугливо пробегала...
Вдруг порывом резким ветра вздрогнули весенние листы:
- КОТЯ! Котенька! Катюленька! Маруся! Мура! Соня!
МАМЫ!!! Где ВЫ? Рядом были?
Я БЛАГОДАРЮ за этот дивный ЗНАК.
ВЫ меня легко и нежно пригласили
СЕРДЕЧНО БЛАГОДАРЮ тётю Тому Николаевскую и её мужа Вадика Перелыгина за их помощь в установлении на могилах моих Матерей новых памятных знаков! Самой мне с этой дочерней обязанностью справиться было тогда ох, как трудно...
Из моей книги дневниковых записей "Сделаем Субботу?!" 24 апреля 2009 года
Моя Душа есть то самое бесконечно неисследимое и ценное, что надо в себе сохранить и никогда не посметь потерять.
То есть, исследуя Б-га, как отделённого от Души, я должна была очень крепко вцепиться в Него, чтобы Он дал мне ответ о пути воссоединения с ней. И именно поэтому нам так настойчиво говорилось в Библии, что тело есть неотделимое целое от Души, то есть, тело - прах, а Души, которая бы вместе с этим прахом ушла в землю, больше нет нигде.
И это действительно так, поскольку, по моим имеющимся представлениям её там и нет, что она ушла куда-то во что-то неведомое, а вернётся-не вернётся, неизвестно. Поэтому, для полного глубокого и всеобъемлющего понимания Души в теле, их надо было понарошку разделить, сделать так, будто она его покинула навсегда и ушла в красивое и светлое прекрасное место, где можно ничего не бояться.
В свете таких размышлений понимание моей мамой того, что ухаживать за могилой совершенно бесполезно, было абсолютно правильным. Зачем мне оказывать почтение месту захоронения её праха, если она осталась со мной в моей Душе? В моей? Но ведь, по предположению, я её не имею, поскольку то, что считается Душой и представляется нам покидающим тело, это иллюзия, которая создана нашим воображением для того, чтобы никогда ни за что и нигде её не потерять.
Поэтому её надо очень глубоко познать.
И поэтому, человек, теряя жизнь другого близкого и родного ему человека, так скорбит Душой от этой утраты. Чем скорбит? Душой! Утратил этот человек самое ценное в этой жизни? Да? Он утратил жизнь своего друга, врага, жизнь утратил... которая покинула это тело?
А Душа? Душа живущего при этом скорбит об утрате жизни. И именно поэтому она очень хочет почтить память об этой жизни торжественно, красиво, памятно. Душа, живущая в нашем теле - это вечное, которое не утрачивается с утратой жизни. А ЖИЗНЬ - ЭТО СВЯТОЕ, которое ни в коем случае нельзя утратить.
Поэтому ценность такой торжественной памяти -- в образах. Человек, поставив на месте погребения праха ушедшего близкого человека памятный знак и ухаживая за этим местом, выражает этим скорбь своей Души о потере жизни.
Но таким Образом, таким местом скорби, может стать не только памятник. Фотография, висящая на стене -- это тот же самый Образ этого человека, что и поставленный на месте погребения праха красивый и ухоженный памятник.
Поэтому слова моей мамы "зачем мне ездить на кладбище, если мама со мной, в моей Душе, её образ мною не забыт" правильны, так как Образ Матери почитаем ею и свят всеобъемлющим образом. То есть, если я люблю пение соловья и при этом грущу о маме, то вот тебе и образ, и память, и почтение Душою памяти об образе жизни этого человека.
При таком всеобъемлющем понимании понятие уважения к ушедшему приобретает смысл памяти Души Живущего об образе жизни УШЕДШЕЙ Души...
